Дорога в горы для кентавра была значительно легче, чем обратный спуск. Крутые тропы, осыпающиеся камешки, а теперь еще и начавшаяся гроза – все вместе делало путь едва ли не невозможным. Медленно переступая передними ногами по скользкой глине, измазавшей склон, друид укрывал плащом свою пусть и легкую, но непоседливую ношу.
Промокнув насквозь, мужчина все равно улыбался, смотря на то, как из кожаной сумы, висящей над лошадиной грудиной, и надежно укрытой плащом, появляются то острые уши с темными кисточками, то чья-то лапа, то короткий обрубок хвоста.
Рысьи котята громко пищали, хрипели и порыкивали, пытаясь изобразить из себя грозных хищников. Они уже не боялись странного, не материнского запаха, идущего от большого копытного существа, и явно готовились баловаться дальше, но Серхан шлепнул по кожаной сумке, явно попадая тяжелой ладонью по чей-то пушистой спине, и шебуршание угомонилось. Как бы не были сильны и игривы сытые молодые рысята, положение у них отныне было незавидным – в Огненном лесу врятли найдется готовая кормить их самка, а у друида много времени на обучение котят в середине лета точно не сыщется.
Оскользнувшись на размокшей глине, Ветер едва смог удержать равновесие, как-то уж очень дико раскорячившись над чудесным видом свистящей всеми ветрами пропасти.
Духи в этот раз не только сберегли его – они указали на свет, не вспышки диких молний и гром, а живой, рукотворный свет, наполненный запахи дыма и костра.
Жаль было бы оказаться сейчас в обществе охотников, убивших мать этих котят, но выбора у кентавра было не больше чем у приготовленный в человечий суп курицы: либо свернуть себе шею где-нибудь в темных мокрых горах, либо рискнуть и пойти на свет.
Выбрав из двух зол меньшее, Хранитель медленно пошел вверх по пологой тропе, стараясь принюхаться и понять, что же ждет его внутри каменного лона, но, увы, гроза прибила к земле все запахи и размыла следы, так что оставалось уповать на везение и терпеливость присмиревших котят.
Несколько раз оступившись на гладких, будто отшлифованных камнях, Черный Ветер дошел до самого входа и не таясь встал в проходе, загораживая собой дикие вспышки хищных молний и грохочущий рокот грома, катящий по горам колесницей древних богов:
- Добрый хозяин, разреши обсохнуть в твоем убежище, пока не утихнет гроза. – Медленно, с расстановкой, экономя силы, друид проговорил загодя продуманную фразу на французском, еще не зная, что или кто ждет его внутри.

Образованный природой водосток услужливо заливал «за шиворот» друиду потоки ледяной воды, усиленно перемешанные с мелкими, вымытыми с гор камешками.
Падая на  широкие рога, к середине лета уже обросшие пятеркой коротких ответвлений, вода словно пыталась пробурить в них новые проходы, но добивалась лишь того, что стекала по густой челке на прямой нос и узкие губы.
За водяными потоками, как за плотной шторой из лиан, сложно было разобрать не то что силуэт говорившего, даже образ, потому Серхан, наклонив голову, чтобы не столкнуть со скального уступа плющ, сделал несколько шагов вперед.
Встряхнув косматой головой, сейчас похожей то ли на болотную кочку, то ли на комок морских водорослей, кентавр убрал ладонью отяжелевшие волосы с глаз, и замер, удивленно смотря на белый призрак.
Ожидать можно было чего угодно, в его лесах встречались и мавки, и навки, и феи и даже старая мантикора, отчаянно пугающая своим видом мелких, но наглых сусликов, а тут…
Монотонно желтые глаза от удивления раскрылись значительно шире, чем обычно и вокруг, рассекая кожу, образовалась сетка смешливых морщинок, готовых к зиме превратиться в глубокие бороздки.
Стоящее перед ним существо, сильно испугавшееся, как загнанный пумами скалистый козел, жалось к углу пещеры, однако не забывало сжимать рукою некое подобие топора, что часто использовали дровосеки. Белоснежная, как у горностая шкура весело блестела весенним снежным серебром, ловя на себе частые белые вспышки молний. Длинные стройные ноги, увенчанные густым шелком длинных волос на щетках, беспокойно переступали по каменному полу, едва ли не высекая золотистые искры. Внимательно и настороженно смотря на незнакомца, молодой кентавр давал понять, что хозяин пещеры не загнанный в нору кролик, и готов перейти от испуга к нападению, появись только повод. Переведя взгляд с крепкого, мощного крупа и светлой грудины на человеческий торс, друид был еще более приятно удивлен. Молодой отшельник (а, судя по узости пещеры и малому количеству утвари, он был тут один) был красив как древнее полубожество, но, при всей своей молодости и отчаянности, уже имел фигуру крепкого мужа. Увенчанная рогом Светлого единорога, голова, даже в страхе непокорно была вздернута вверх, являя собой очаровательную смесь отчаянной смелости и надежды выжить. О, будь друид тем же охотником, что убил мать молодых котят, он бы не пожалел сил, чтобы поймать гордое, серокрылое создание, но, слава духам, он был лишь смиренным хранителем леса, потому склонил голову, желая усмирить взбунтовавший в пещеры животный страх:
- Прости меня, хозяин пещеры, я не успел представиться. – Как бы извинившись за такой несвоевременное вторжение, Ветер сделал шаг назад, но ситуации это не ухудшило: круп все равно был мокрее некуда, а промокший насквозь плащ, пусть и пропитанный составом из воска и жира, уже спасти тело не мог. Прижав ладонь, увитую вымокшими листьями к груди, Хранитель подогнул одно колено, склоняясь и всем телом в неком подобии поклона:
- Я – Хранитель Огненного леса, что располагается далеко внизу, в равнине, окруженной каменными склонами. Сюда меня привела беда, но, теперь я вижу, добрая душа не погонит путника в холодную ураганную ночь. Позволь мне пройти к огню и согреется от жаркого пламени. – Вновь распрямившись, мужчина тепло улыбнулся загадочному собеседнику, но представляться по имени не спешил, считая это слишком интимным и личным.

Улыбка Ветра стала по-отечески теплой, словно он с первых шагов в теплой пещере уже готов был подойти и погладить молодого серокрыла по голове за усердие. Мужчине видел, как хозяин пещеры борется со своей застарелой дикостью, пытаясь найти общий язык с незнакомцем и это было похвально. Чувствуя в кентавре доминирование инстинктов, животной силы, друид постарался воззвать к ним своей природной магией, незаметно, чуть-чуть, словно касаясь вод тихого озера. Хранитель не спешил, зная по себе, как пугает непривычное и новое, но в душе ему приходилось прилагать усилия, чтобы сдерживаться. Что-то рвалось из груди вперед, возможно, что и застарелое чувство одиночества, но это чувство гнало к теплу другой души, и разливалось по плечам теплом под мокрой кожей.
Позволив себе встряхнуться у входа, совсем как намокшей лошади, друид приподнялся на задние ноги и повесил на каменные выступы плащ, так, будто знал в этой пещере каждый камень. Удивительно, но тяжелая накидка не соскользнула, а, подхваченная скальной породой повисла как нетопырь, широко раскинув кожистые мокрые крылья, и, казалось с удовольствием начала обсыхать.
- Благодарю тебя, хозяин пещеры, но, позволь, я отдам еду им. – Медленно подогнув уставшие передние ноги, Ветер не без труда лег около огня, подставляя золотистому пламени светлый бок, казавшийся в загадочных отсветах огненно-красным.
Словно почувствовав землю под лапами, из кожаной сумки высунулись три заспанные головы. Двое более светлых котят, явно не намокших под мягким, гибким тельцем третьего собрата, тут же выкатились из своего убежища и, прижавшись к ногам кентавра, принялись, испуганно озираться и принюхиваться, не забывая при этом пригибаться к самому полу. Третий малыш, немного более крупный, нежели две его «сестренки», оказался умнее. Выставив мокрый хвост и лапы из «кенгурятника», он большей частью тела остался в сухом тепле и позволял пламени греть только пятнистую спину и куцый хвост.
Как бы извинившись за непослушных детей, друид качнул зеленовласой головой и, потянувшись к рогам, выудил несколько крупных, сморщившихся от воды листьев из своей «короны».
- Благодарю тебя за приют, мой юный друг. В горах я бываю не часто, потому мог и заблудиться по неведенью. А ты, как я вижу, давно живешь в здешних местах? – Проведя широкой, большой как медвежья лапа ладонью по встопорщенной шерсти на спине одного из активных котят, Черный ветер прикрыл глаза, наконец осознавая всю усталость, накопившуюся в теле за долгий горный переход.
Впрочем, не только усталость заставила мужчину совершенно расслабиться. Чувствуя всем телом животную энергию, идущую от потомка ликорна и кентаврихи, он не видел в ней зла, лишь только старую тоску и горе, затопившее всю душу и не отпускавшее ее.
Закрыв глаза и тем самым позволив разглядывать себя «безнаказанно», Хранитель тепло улыбнулся рысенку, вцепившемуся в крупный палец мелкими, еще плохо прорезавшимися зубами.